Неточные совпадения
Деревянно и сонно сидели присяжные, только один из них, совершенно лысый старичок с голеньким, розовым лицом новорожденного, с орденом
на шее, непрерывно двигал челюстью,
смотрел на подсудимых остренькими глазками и ехидно улыбался, каждый раз, когда седой
вор спрашивал, вставая...
Я тот, который когда-то
смотрел на ночной пожар, сидя
на руках у кормилицы, тот, который колотил палкой в лунный вечер воображаемого
вора, тот, который обжег палец и плакал от одного воспоминания об этом, тот, который замер в лесу от первого впечатления лесного шума, тот, которого еще недавно водили за руку к Окрашевской…
Все время расчета Илюшка лежал связанный посреди кабака, как мертвый. Когда Груздев сделал знак, Морок бросился его развязывать, от усердия к благодетелю у него даже руки дрожали, и узлы он развязывал зубами. Груздев, конечно, отлично знал единственного заводского
вора и с улыбкой
смотрел на его широчайшую спину. Развязанный Илюшка бросился было стремглав в открытую дверь кабака, но здесь попал прямо в лапы к обережному Матюшке Гущину.
— А
вор, батюшка, говорит: и знать не знаю, ведать не ведаю; это, говорит, он сам коровушку-то свел да
на меня, мол, брешет-ну! Я ему говорю: Тимофей, мол, Саввич, бога, мол, ты не боишься, когда я коровушку свел? А становой-ет, ваше благородие, заместо того-то, чтобы меня, знашь, слушать, поглядел только
на меня да головой словно замотал."Нет, говорит, как
посмотрю я
на тебя, так точно, что ты корову-то украл!"Вот и сижу с этих пор в остроге. А
на что бы я ее украл? Не видал я, что ли, коровы-то!
— Ну, теперь, мол, верно, что ты не
вор, — а кто он такой — опять позабыл, но только уже не помню, как про то и спросить, а занят тем, что чувствую, что уже он совсем в меня сквозь затылок точно внутрь влез и через мои глаза
на свет
смотрит, а мои глаза ему только словно как стекла.
Мои обязанности жестоко смущали меня; мне было стыдно перед этими людьми, — все они казались знающими что-то особенное, хорошее и никому, кроме них, неведомое, а я должен
смотреть на них как
на воров и обманщиков. Первые дни мне было трудно с ними, но Осип скоро заметил это и однажды, с глазу
на глаз, сказал мне...
— Это — ярмарочный сторож живет. Вылезет из окна
на крышу, сядет в лодку и ездит,
смотрит — нет ли где
воров? А нет
воров — сам ворует…
«И повесить. А лет ему
вору Гришке от роду… (
смотря на Варлаама) за 50. А росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое…»
— Партизан!.. партизан!..
Посмотрел бы я этого партизана перед ротою — чай, не знает, как взвод завести! Терпеть не могу этих удальцов! То ли дело наш брат фрунтовой: без команды вперед не суйся, а стой себе как вкопанный и умирай, не сходя с места. Вот это служба! А то подкрадутся да подползут, как
воры… Удалось — хорошо! не удалось — подавай бог ноги!.. Провал бы взял этих партизанов! Мне и кабардинцы
на кавказской линии надоели!
Но уже заметил, по-видимому, в каком состоянии Саша, хотя и не совсем понимает: остановился и
смотрит жалостливо, с участием… или это кажется Саше, а
на самом деле тоже думает, что он
вор и попался? Саша улыбается, чистит испачканный бок и говорит, немного кривя губами...
Он,
вор, любил море. Его кипучая нервная натура, жадная
на впечатления, никогда не пресыщалась созерцанием этой темной широты, бескрайной, свободной и мощной. И ему было обидно слышать такой ответ
на вопрос о красоте того, что он любил. Сидя
на корме, он резал рулем воду и
смотрел вперед спокойно, полный желания ехать долго и далеко по этой бархатной глади.
Челкаш слушал его радостные вопли,
смотрел на сиявшее, искаженное восторгом жадности лицо и чувствовал, что он —
вор, гуляка, оторванный от всего родного — никогда не будет таким жадным, низким, не помнящим себя. Никогда не станет таким!.. И эта мысль и ощущение, наполняя его сознанием своей свободы, удерживали его около Гаврилы
на пустынном морском берегу.
Поликей пришел домой и дома как теленок ревел целый день и
на печи лежал. С тех пор ни разу ничего не было замечено за Поликеем. Только жизнь его стала не веселая; народ
на него как
на вора смотрел, и, как пришло время набора, все стали
на него указывать.
Между городом и слободою издревле жила вражда: сытое мещанство Шихана
смотрело на заречан, как
на людей никчемных, пьяниц и
воров, заречные усердно поддерживали этот взгляд и называли горожан «грошелюбами», «пятакоедами».
—
Посмотрел на него,
посмотрел и говорит: «Ну, говорит, все равно ты этим пальцем лошадей красть не будешь, разве что другому
вору поможешь.
— Только
смотрите же, — говорит, — помните, что я стану
на месте
вора и хочу вам верить, что вы меня не выдадите.
Макар
смотрел на татар враждебно и каждый раз ворчал, что этого им еще мало. Когда же он встречался с чалганцами, то останавливался и благодушно беседовал с ними: все-таки это были приятели, хоть и
воры. Порой он даже выражал свое участие тем, что, подняв
на дороге талинку, усердно подгонял сзади быков и коней; но лишь только сам он делал несколько шагов, как уже всадники оставались сзади чуть заметными точками.
— Ваше превосходительство! Я не такой человек. Вы ошибаетесь. Я говорю, что вы в жестоком заблуждении, ваше превосходительство. Взгляните
на меня,
посмотрите, вы увидите по некоторым знакам и признакам, что я не могу быть
вором. Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! — кричал Иван Андреевич, складывая руки и обращаясь к молодой даме. — Вы дама, поймите меня… Это я умертвил Амишку… Но я не виноват, я, ей-богу, не виноват… Это все жена виновата. Я несчастный человек, я пью чашу!
Посмотрите на нас: мы обжоры,
Мы ходячие трупы, гробы,
Казнокрады, народные
воры,
Угнетатели, трусы, рабы!»
Походя
на толпу сумасшедших,
На самих себя вьющих бичи,
Сознаваться в недугах прошедших
Были мы до того горячи,
Что превысили всякую меру…
— Мошенник народ, — сказал он. — Много уменья, много терпенья надобно с ними иметь! С одной стороны — народ плут, только и норовит обмануть хозяина, с другой стороны — урезный пьяница. Страхом да строгостью только и можно его в руках держать. И не бей ты астраханского
вора дубьем, бей его лучше рублем — вычеты постанови, да после того не спускай ему самой последней копейки; всяко лыко в строку пускай. И
на того не гляди, что смиренником
смотрит. Как только зазнался который, прижми его при расчете.
— То-то…
Смотри, чтобы все заперты были… — сказал тот же слабый голос. —
На ключ, крепко-накрепко… Если
воры будут лезть, то ты мне скажешь… Я их, мерзавцев, ружьем… подлецов этаких…
Покрутились в одном городе, завернули в другой. Пиявит генерал королевича,
смотреть тошно. То
на площадь водит для наблюдения, как казенного
вора березовой лапшой кормят, то кирпичи
на постройке колупает: снаружи красота, а в середке песок трухлявый, — «у нас не в пример чище».
На парад из толпы глазели. Эка невидаль! Равнение держат, а
смотреть скучно. Девушки тут некоторые
на королевича в вольном платье засматриваться стали, — генерал его плечом заслонил. В полевую книжку и записать нечего.
— Ишь ты,
вор у
вора дубинку украл, — и, покачав головою, опять продолжал
смотреть на птичек.